Школа выживания Гаджи Гаджиева
Тренера команды, которая после третьего места в чемпионате занимает четырнадцатое, редко носят на руках. Наставник «Крылышек» – исключение: для многих поклонников самарской команды такой ее результат стал не провалом, а самым настоящим чудом. Одним из творцов которого как раз и является, по всеобщему мнению, главный тренер «Крыльев Советов» Гаджи Муслимович Гаджиев.
– Можно ли сказать, что сезон-2005 оказался самым трудным в вашей карьере клубного тренера?
– Думаю, да. Но он оказался не только самым трудным, но и одним из самых дорогих для души. Считаю, что в этом году была проделана работа гораздо большая, чем в прошлом, когда мы завоевали «бронзу». Летом ситуация в клубе выглядела так, словно из аварийного дома начали переселять людей, почти все попали в хорошие квартиры – кто в «Бенфику», кто в «Зенит», кто в «Динамо», – а одна семья осталась. Уже начинают этот дом рушить, снимают крышу, отключают воду, свет… Сохранить настрой, стремление играть и что-то доказывать в такой ситуации сложнее, чем бороться за высокие места.
– Насколько близка была в тот момент грань, за которой команда могла бы стать неуправляемой?
– Возможно, был только один случай, когда мы ее все же коснулись. На тренировке я сделал резкое замечание Короману, работавшему не с полной отдачей. Но, к его чести, он среагировал нормально. Я попросил его покинуть занятие, если у него есть какие-то проблемы. Однако он остался и продолжал тренироваться вместе со всеми.
– Если бы он ушел, была бы опасность того, что его примеру последовал бы и кто-то еще?
– Не было такой опасности!
– То, что команда все время действительно оставалась единой и сплоченной, у многих вызывало не только уважение, но даже и удивление…
– Я никогда не врал футболистам. И когда зимой у нас возникли проблемы, было открытое обсуждение, как нам жить дальше. Ведь на самом деле критическая ситуация сложилась не в мае-июне, а гораздо раньше, хоть такой острой и не выглядела. Если бы в тот момент я говорил им неправду, убеждал, что завтра будет все нормально, то, конечно, сохранить команду едва ли удалось бы. А мы, наоборот, время от времени говорили о том, что, возможно, будет еще хуже, и к этому нужно быть готовыми. Думаю, что такая открытая позиция и помогла нам в этот критический момент.
– Какова была мотивация проходить через все это у Андрея Гусина? В команде появился человек, который десять лет был ведущим игроком не последней команды не то что своей страны – всей Европы. Он обласкан прессой, он всегда на виду. И вот сначала этот человек садится на скамейку, а потом, вместо того чтобы бороться за самые высокие места, оказывается вынужденным тащить команду от пропасти, ведущей в первую лигу…
– Я ему объяснил ситуацию, почему он сидит на лавке. У него долго не было команды, он то с одной готовился к сезону, то с другой. В тот момент он просто-напросто был готов хуже других футболистов.
– У него хватило самокритичности это понять?
– Да. Он оказался человеком зрелым, умеющим отличить главное от второстепенного. Приобретение его – удача. У нас были долгие колебания, но Гусин, в конце концов, сыграл ключевую роль в кризисной ситуации.
– Для вас стало неожиданностью то, что легионеры тоже заняли достойную гражданскую позицию? Ведь от людей, которые выросли в совершенно другой системе координат, ожидать понимания еще сложнее…
– Другая система координат – это правильно, с одной стороны, а с другой – есть общечеловеческие ценности, и это понятие не настолько различается в странах, даже расположенных друг от друга далеко.
А, кроме того, объяснение причин сложившейся ситуации, важности правильной позиции, верное понимание футбольного профессионализма – все это мы обсуждали и с ними. Поэтому, если какие-то нюансы нашего менталитета люди не понимали, они все равно становились на эту позицию, потому что она была единственно верной. Когда все в одной упряжке делают одно дело, а слова не расходятся с этим делом, то все становится понятным и для тех людей, которые выросли в другой стране.
– А как же демарш Бута, в разгар сезона покинувшего команду?
– Он понимал все, о чем мы говорим, и соглашался с этим. Но право уехать у него было, и мы не осуждали его за отъезд. Он шесть месяцев не получал зарплату и потому мог отправиться домой. Мы же, когда разговаривали в первый раз, все эти моменты обсудили. На что игрок имеет право? Уехать, уйти с тренировки, заняться разрешением своих вопросов с руководством клуба. У него только не было права прийти и валять дурака на тренировке. Но право не прийти на тренировку у него было, потому что он не получал за свой труд деньги. Ведь и Соуза по той же причине уехал. И никаких обид на него не осталось. Так что единственный вопрос, который я задал Буту, когда тот вернулся, – почему он не сказал «до свидания». Он ответил, что попрощался через переводчика.
– Была ли проблема в том, чтобы после возвращения он влился в коллектив безболезненно?
– Не было никакой проблемы. Разговор у меня с ним длился три минуты, я как раз задал ему этот вопрос, причем в несколько более жесткой форме, чем говорю об этом сейчас. А потом сказал, что нужно восстанавливаться, и отправил его на несколько дней в дубль.
– В той команде, которая пережила кризисный период, много футболистов, с которыми вы, как говорится, не пошли бы в разведку?
– Не было таких игроков. Были один или два человека, по которым можно было бы поставить вопрос. Но их фамилии я не хочу называть.
– Почему так получилось? Ведь когда идет селекция, можно проверить «футбольные» качества игрока, измерить его, взвесить… Но как понять, что это за человек?
– Я думаю, что тренеры, как правило, неплохие психологи. Они чувствуют собеседника и на это опираются – на разговоры. Иногда ошибаемся, конечно. Существует и система тестов, позволяющих получить информацию о том, как человек чувствует себя в коллективе, открытый он или закрытый. Такие тесты есть и в спортивной практике, и в космической, и в бизнесе. Некоторые используют их и в футболе. Я же в основном доверяю тем выводам, которые делаю после общения с игроком. Кроме того, я считаю, что таких уж неисправимых негодяев мало. Найти общий язык можно с подавляющим числом футболистов.
– В нашем разговоре вы уже упомянули фамилию Коромана. Вы бы его назад взяли?
– В принципе, игрок он хороший. Можно было бы взять его назад, но я думаю, что клуб сегодня не в состоянии платить тех денег, за которые его продали.
– Что вы испытали, когда он в одной из первых игр за «Терек», забив гол, стал целовать эмблему этого клуба на футболке?
– Он – человек эмоциональный. Профессиональный футболист обязан отдавать все силы в борьбе за тот клуб, за который в данный момент играет. Это нормально, в этой ситуации я поддерживаю Коромана. Гораздо более критично и жестко оцениваю ту ситуацию, которая произошла у нас во время матча с тем же Грозным, когда он непосредственно перед заменой побежал через полполя выяснять отношения с судьей и получил дисквалификацию.
– Стала ли для вас проблемой ситуация в Алкмааре, когда Баба Адаму подвел команду нелепым удалением? Сложно ли было сохранить отношения в коллективе?
– Конечно, ведь удаление предопределило исход встречи. Для поддержания в коллективе нормальных отношений нужно, чтобы не было несправедливости, не было психоза. Футболисты очень тонко это чувствуют. В нашем клубе они часто сами выступают инициаторами установления порядка и взвешенных наказаний. По отношению к Баба Адаму они тоже поступили справедливо. Он понес наказание, сделал вывод, и на этом все закончилось.
– Вы считаете, что эти молодые ребята, многие из которых получили, честно говоря, далеко не блестящее образование, имеют достаточно гражданской зрелости, чтобы установить правильные порядки?
– Зрелость должна исходить от более опытных людей – от тренеров, руководителей клуба. Для игрока важно справедливое отношение, возможно, более точная оценка его способностей и помощь тренера в развитии его качеств. Если футболист видит, что эти требования соблюдаются, то объяснить ему, что такое хорошо и что такое плохо, несложно. А если нет, то не помогут никакие объяснения.
– Знаете, после той же игры с АЗ некоторые футболисты «Крыльев» в интервью телевидению по горячим следам наговорили много нелицеприятного в адрес проваливших тот матч Баба Адаму и Темиле, а через какое-то время сами попросили журналистов не давать эту пленку в эфир…
– И правильно сделали. Это были эмоции, вызванные просчетами, которые допустили игроки. Но, когда прошло время, все поняли, что эти высказывания, даже если они и справедливые, не пойдут на пользу команде. У футболистов высоко развит коллективизм, и интересы команды они очень хорошо понимают.
– Вам часто приходится извиняться за какие-то слова, произнесенные под воздействием эмоций?
– Такое бывает, но очень редко.
– Футболисты «Крыльев» перед началом матча и второго тайма встают в круг. Это просто красивый жест или подобная традиция придает игрокам какие-то дополнительные силы?
– Это придает силы, когда есть внутренняя потребность. Разумеется, основа – это уровень подготовленности команды. Если ее нет, то все остальное уже несущественно. Знаете, как говорят: воля – волюшка, коль сил невпроворот. Но даже если у тебя есть силы, то предельная реализация потенциала возможна только в том случае, если присутствует соответствующий настрой.
– Правда ли, что вы узнали о существовании футболиста Топича только после того, как с ним был заключен контракт?
– Нет, неправда. Я ознакомился с его анкетными данными. Смущало число голов, которые он забил, но несколько поддерживало оптимизм то, что он все-таки сыграл 116 матчей в Бундеслиге. Первый матч был неважным, я заменил футболиста после первого тайма, это на него подействовало негативно, он сразу после игры ничего не сказал, а чуть погодя, вечером того же дня, был полон решимости даже уехать. Я об этом узнал позже. Мы поговорили с ним, пообщались…
– Возможно, это дилетантская точка зрения, но он не производил впечатления ни на первых тренировках, ни в играх.
– Поэтому-то он и был заменен с «Торпедо» и не попал в стартовый состав с «Шинником».
– Перспективу вы в нем видели?
– Да. Неплохо бежит, мощный, хорошо играет вверху…
– На протяжении второй половины сезона велись разговоры о возможности вашей отставки. Как вы к этому относились?
– С одной стороны, спокойно, потому что знаю особенности своей профессии. Кто виноват в том, что продали полкоманды? Тренер! В том, что не платят зарплату? Тренер! Ситуация была критическая, и команда находилась в таком тяжелом положении, что отставка в этот момент могла бы мне снять с плеч огромный груз ответственности. В этом смысле она как бы облегчала мне жизнь. Но, с другой стороны, сам просить об отставке я не мог: ведь в течение всего года я призывал ребят к тому, что нам необходимо в любой ситуации оставаться профессионалами и добросовестно делать свое дело. Конечно, уйти в тот момент самому было бы нехорошо. Президент же в личной беседе опроверг сообщения о моей отставке, появлявшиеся в прессе. К этому вопросу мы больше не возвращались. А сейчас, раз вы коснулись этой темы, хочу выразить признательность и сказать спасибо за веру и поддержку болельщикам «Крыльев».
Арнольд Эпштейн
